Гензель и Гретель читать

сказка Братьев Гримм

Вот как-то вечером лежит он в кровати, не спит, а всё с боку на бок переворачивается, вздыхает и, наконец, говорит жене:

— Что теперь будет с нами? Как нам детей прокормить, нам и самим-то есть нечего!

— А знаешь что, — отвечала жена, — заведём завтра утром детей пораньше в лес, в самую чащу; разведём там костёр и дадим им по кусочку хлеба. А сами пойдём на работу и оставим их одних. Не найти им дороги обратно — вот мы от них и избавимся.

— Нет, жена, — говорит дровосек, — этого я не сделаю: ведь сердце у меня не камень, не могу я детей бросить одних в лесу. Нападут на них дикие звери и съедят их.

— Ну и дурак! — говорит жена. — Придётся нам тогда всем четверым с голоду пропадать, и тебе останется только одно — гробы сколачивать. — И она донимала его до тех пор, пока он с ней не согласился.

Жил на опушке дремучего леса бедный дровосек с женой и двумя детьми: мальчика звали Гензель, а девочку Гретель. Жил дровосек впроголодь; и наступила однажды в той земле такая дороговизна, что ему не на что было купить даже кусок хлеба.

— А всё-таки жалко мне моих бедных детей! — сказал дровосек.
Дети от голода не могли заснуть и слышали всё, что говорила мачеха отцу. Заплакала Гретель горькими слезами и говорит Гензелю:

— Бедные мы с тобой, бедные! Видно, нам теперь пропадать придётся!

— Тише, Гретель, не горюй! — сказал Гензель. — Я уж что-нибудь придумаю.

И вот, когда родители уснули, он встал, надел свою курточку, отворил дверь в сени и тихо выбрался на улицу. На небе ярко светил месяц. Белые камешки во дворе блестели под его лучами, словно денежки. Гензель нагнулся и набил ими полный карман.

Потом он вернулся домой и говорит Гретель:

— Утешься, милая сестрица, спи себе теперь спокойно! — И с этими словами он снова улёгся в постель.

Чуть только начало светать, пришла мачеха и стала будить детей.

— Вставайте, лентяи! Нужно идти в лес за дровами. — Потом дала им по кусочку хлеба и сказала: — Этот хлеб будет вам на обед. Смотрите только, сейчас его не ешьте, больше вы ничего не получите.

Взяла Гретель весь хлеб и спрятала себе под фартук. Гензелю ведь некуда было спрятать хлеб, у него карман был набит камешками. Потом они все отправились в лес. Идут они, а Гензель всё останавливается и назад оглядывается. Говорит ему отец:

— Что ты, Гензель, всё оборачиваешься и отстаёшь? Иди-ка поскорее.

— Я, батюшка, — отвечал Гензель, — всё на свою белую кошечку посматриваю. Сидит она на крыше и так жалостно смотрит на меня, словно прощается.

— Не болтай глупости, — сказала мачеха, — вовсе это не твоя кошечка, это белая труба на солнце блестит.

А Гензель вовсе не на кошечку смотрел, а доставал из кармана блестящие камешки и бросал их на дорогу.

Вот пришли они в самую чашу леса, и дровосек сказал:

— Ну, дети, собирайте хворост, а я костёр разведу, чтобы вы не озябли.

Набрали Гензель и Гретель целую кучу хворосту. Когда огонь хорошо разгорелся, мачеха говорит:

— Ну, дети, ложитесь теперь у костра да отдохните как следует, а мы пойдём в лес дрова рубить. Когда кончим работу, вернёмся за вами.

Сели Гензель и Гретель у костра, а в полдень они съели свой хлеб. Они всё время слышали стук топора и думали, что это где-нибудь недалеко работает отец. А постукивал-то вовсе не топор, а сухой сук, который отец подвязал к старому дереву. Сук раскачивало ветром, он ударялся о ствол и стучал. Сидели они так, сидели, от усталости у них стали закрываться глаза, и они крепко уснули.

Когда они проснулись, в лесу было уже совсем темно. Заплакала Гретель и говорит:

— Как нам теперь найти дорогу домой?

— Погоди, — утешал её Гензель, — вот взойдёт месяц, станет светлее, мы и найдём дорогу.

И верно, скоро взошёл месяц. Взял Гензель Гретель за руку и пошёл от камешка к камешку — а блестели они, словно денежки, и указывали детям дорогу. Всю ночь шли они, а на рассвете пришли к отцовскому дому и постучались в дверь. Открыла мачеха дверь, видит — стоят перед ней Гензель и Гретель, и говорит:

— Ах вы, скверные дети, что вы так долго в лесу отсыпались? А мы уже думали, что вы вовсе не хотите назад возвращаться.

Обрадовался отец, увидя детей. Тяжело ему было бросать их одних в лесу. Но вскоре опять наступили голод и нужда, и в доме дровосека нечего стало есть. И вот услыхали дети, как мачеха ночью, лёжа в постели, говорила отцу:

— У нас опять уже всё съедено, осталось только полкраюхи хлеба, а потом уж нам конец! Надо отделаться от детей — заведём их в лес подальше, чтобы не найти им дороги назад! Иного выхода у нас нету.

Тяжко стало на сердце у дровосека, и он подумал: "Уж лучше бы мне последним куском с детьми поделиться". Но жена и слышать об этом не хотела, стала его бранить да попрекать. Недаром говорится: плохое начало не к доброму концу. Уступил он раз, пришлось ему и сейчас уступить.

А дети не спали и слышали весь их разговор. Когда отец с мачехой заснули, встал Гензель с постели и хотел пойти во двор, чтобы набрать камешков, как в прошлый раз. Но мачеха заперла дверь, и Гензель не смог выйти из хижины. Он стал утешать свою сестрицу и говорит:

— Не плачь, Гретель, спи спокойно, увидишь, что мы не пропадём.

Рано утром мачеха разбудила их и дала им по куску хлеба, он был ещё меньше, чем в прошлый раз. Пошли они в лес, а Гензель по дороге крошил хлеб в кармане, останавливался и бросал хлебные крошки на дорогу. Говорит ему отец:

— Что ты, Гензель, всё останавливаешься да оглядываешься? Иди-ка поскорее.

— Я, батюшка, — отвечал Гензель, — на своего белого голубка смотрю. Сидит он на крыше и на меня так жалостно смотрит, словно прощается.

— Не болтай глупости, — говорит ему мачеха. — Вовсе это не твой голубок, это белая труба блестит на солнце.

А Гензель всё бросал и бросал на дорогу хлебные крошки. Завела мачеха детей еще глубже в лес, где они ещё ни разу не были. Развели опять большой костёр, и говорит мачеха:

— Сидите здесь, детки, а как устанете, поспите маленько. А мы пойдём в лес дрова рубить и к вечеру, когда кончим работу, придём за вами.

Когда наступил полдень, Гретель поделилась своим куском хлеба с Гензелем, ведь он-то свой хлеб по дороге раскрошил. Потом они уснули. Вот уж и вечер прошёл, но никто за бедными детьми не приходил.

Проснулись они — а в лесу уже тёмная ночь. Стал Гензель утешать сестрицу:

— Погоди, Гретель, вот скоро луна взойдёт, мы и отыщем дорогу по хлебным крошкам.

Когда взошла луна, отправились они искать дорогу. Искали её, искали, но так и не нашли. Тысячи птиц летают в лесу и в поле — и они все их поклевали.

Говорит Гензель Гретель: "Мы уж как-нибудь найдём дорогу", но они её не нашли. Шли они целую ночь и весь день с утра до вечера, но никак не могли выбраться из лесу. Дети сильно проголодались: ведь кроме ягод, которые они собирали по дороге, у них не было ни куска во рту. Устали они так, что еле-еле ноги передвигали, прилегли под деревом и заснули.

Наступило уже третье утро с тех пор, как покинули они отцовскую избушку. Пошли они дальше. Идут и идут, а лес всё глубже и темней, и если б не подоспела помощь, они выбились бы из сил.

Вот наступил полдень, и дети заметили на ветке красивую белоснежную птичку. Сидит себе и поёт, да так хорошо, что дети остановились и заслушались. Умолкла птичка, взмахнула крыльями и полетела перед ними, и пошли они за ней следом, пока, наконец, не добрались до избушки, где птичка уселась на крыше. Подошли дети ближе, видят — избушка-то не простая: она вся из хлеба сделана, крыша у неё из пряников, а окошки — из сахара.
Говорит Гензель:

— Вот мы сейчас и поедим на славу. Я примусь за крышу, она, должно быть, очень вкусная.

Вытянулся Гензель во весь рост и отломил кусочек крыши, чтобы попробовать, какая она на вкус, а Гретель стала лакомиться окошками.
Вдруг послышался изнутри чей-то тоненький голосок:

— Кто там ходит под окном?
Кто грызёт мой сладкий дом?

Отвечают дети:

— Это гость чудесный,
Ветер поднебесный!

И продолжают отрывать и есть кусочки от вкусного домика.

Пришлась крыша Гензелю очень по вкусу, и он оторвал от неё большой кусок, а Гретель выломала целое круглое стекло из сахара и, усевшись около избушки, стала его уплетать.

Вдруг открывается дверь, и выходит оттуда старая-престарая старуха, опираясь о костыль. Испугались Гензель и Гретель, и все лакомства из рук выронили. Покачала старуха головой и говорит:

— Эй, милые детки, как вы сюда попали? Ну, заходите ко мне, я вам зла не сделаю.

Взяла она обоих за руки и повела в свою избушку. Принесла она угощение — молоко с оладьями, посыпанными сахаром, яблоки и орехи. Потом она постелила им две красивые постельки и накрыла их белыми одеялами. Улеглись Гензель и Гретель и подумали: "Мы, наверное, попали в рай".

Но старуха только притворялась такой доброй, а на самом деле это была злая ведьма, что подстерегала детей, а избушку из хлеба построила для приманки. Если какой-нибудь ребёнок попадал ей в руки, она его убивала, варила в котле и съедала, и это было для неё самое большое лакомство. Глаза у неё были, как у всех ведьм, красные, и видели плохо, но зато у них нюх тонкий, как у зверей, и они чуют близость человека.

Когда Гензель и Гретель подходили к её избушке, она злобно захохотала и сказала с усмешкой: "Вот они и попались! Теперь уж им от меня не уйти!"

Рано утром, когда дети ещё спали, она встала, посмотрела, как они спокойно спят да какие у них пухлые и румяные щёчки, и сказала про себя: "Вот это будет лакомый кусочек!" Схватила Гензеля своей костлявой рукой, унесла его в хлев и заперла его за решётчатой дверью — пусть себе кричит сколько хочет, ничто ему не поможет!

А потом разбудила Гретель и говорит:

— Вставай скорее, лентяйка! Иди принеси воды и свари своему брату что-нибудь повкусней, вон сидит он в хлеву. Я хочу, чтобы стал он пожирнее, тогда я его съем.
Горько заплакала Гретель. Но что было делать, пришлось ей исполнять приказание злой ведьмы. И вот готовила она для Гензеля самые вкусные блюда, а самой ей доставались одни лишь объедки. Каждое утро ковыляла старуха к хлеву и говорила:

— Ну-ка, Гензель, протяни мне свой палец, я хочу посмотреть, жирненький ли ты.

А Гензель взял и протянул ведьме вместо пальчика косточку. Ведьма плохо видела, пощупала косточку и удивлялась, отчего это Гензель не жиреет. Так прошло четыре недели, а Гензель всё не жирел. Надоело старухе ждать, и крикнула она девочке:

— Эй, Гретель, наноси скорее воды! Жирного или тощего, всё равно я Гензеля завтра утром заколю и сварю.

Ох как горевала бедная сестрица, когда пришлось ей таскать воду! Слезы так и текли у неё по щекам.

— Лучше бы нас растерзали дикие звери в лесу, тогда мы хоть вместе бы погибли!

— Ну, нечего хныкать! — крикнула старуха. — Теперь тебе ничего не поможет.

Рано поутру Гретель должна была встать, выйти во двор, повесить котёл с водой и развести огонь.

— Сначала мы испечём хлеб, — сказала старуха, — я уже истопила печь и вымесила тесто. — И толкнула бедную Гретель к самой печи, откуда так и полыхало большое пламя. — Ну, полезай в печь, — сказала ведьма, — да погляди, хорошо ли она натоплена, не пора ли хлебы сажать?

Полезла было Гретель в печь, а старуха в это время хотела закрыть её заслонкой, чтобы Гретель зажарить и съесть. Но Гретель догадалась, что затевает старуха, и говорит:

— Да я не знаю, как это сделать, как мне туда пролезть?

— Вот глупая гусыня, — сказала старуха, — смотри, какое большое устье, и я-то могла бы туда залезть, — и она взобралась на шесток и просунула голову в печь.

Тут Гретель как толкнёт ведьму, да так, что та очутилась прямо в самой печи. Потом Гретель прикрыла печь железной заслонкой и заперла на задвижку. У-ух, как страшно завыла ведьма! Но Гретель убежала, и проклятая ведьма сгорела дотла.

Бросилась Гретель поскорей к Гензелю, открыла хлев и крикнула:

— Выходи, Гензель, мы спасены! Старая ведьма в печке сгорела!

Выскочил Гензель из хлева, словно птица из клетки, когда ей откроют дверку. Как обрадовались они, как кинулись друг другу на шею, как прыгали от радости и целовались! Теперь им нечего уже было бояться, и вот вошли они в ведьмину избушку и видят — стоят там всюду по углам ларцы с жемчугами и драгоценными каменьями.

— Ну, это будет, пожалуй, получше наших камешков, — сказал Гензель и набил ими полные карманы.

А Гретель говорит:

— Мне тоже хочется что-нибудь домой принести, — и насыпала их полный передник.

— А теперь бежим поскорей отсюда, — сказал Гензель, — ведь нам надо выбраться из ведьминого леса.

Прошли они так часа два и подошли, наконец, к большому озеру.

— Не перебраться нам через него, — говорит Гензель, — не видать нигде ни лавочки, ни моста.

— Да и лодочки не видно, — ответила Гретель, — но вон плывёт белая уточка; если я её попрошу, она поможет нам переправиться на другой берег.

И кликнула Гретель уточке:

— Нету мостика нигде,
Ты свези нас по воде!

Подплыла уточка, Гензель сел на неё и позвал сестрицу, чтобы она села вместе с ним.

— Нет, — ответила Гретель, — уточке будет слишком тяжело. Пускай перевезёт она сначала тебя, а потом и меня.

Добрая уточка так и сделала. Они счастливо переправились на другой берег и прошли дальше. А там лес показался им совсем знакомым, и, наконец, они увидели издали отцовский дом.
Тут дети пустились бежать, влетели в комнату и бросились отцу на шею.

С той поры, как отец бросил детей в лесу, не было у него ни минуты радости, а жена его умерла. Раскрыла Гретель передник, и рассыпались по комнате жемчуга и драгоценные камни, а Гензель выбрасывал их из кармана целыми пригоршнями. И настал конец их нужде и горю, и зажили они счастливо и хорошо.

Вернуться на: