Сказка о ленивой девочке Маше читать
Автор: Софья Леонидовна Прокофьева (Фейнберг)
Иллюстрации: В. Чижиков
*** 1965 ***
Иллюстрации: В. Чижиков
*** 1965 ***
Жила-была девочка Маша. У неё, были мама, папа и бабушка. Мама и папа были молодые, а бабушка — старенькая.
Однажды бабушка попросила:
— Машенька, сходи, пожалуйста, в магазин! Но Маше было лень идти в магазин, и она сказала:
— Я бы сходила в магазин, бабушка, да вот ноги мои не хотят идти!
— А разве ты не хозяйка своих ног! Куда ты им прикажешь, туда они и пойдут!
— Нет, я не хозяйка своих ног. Куда они хотят, туда и идут! — сказала Маша.
Однажды бабушка попросила:
— Машенька, сходи, пожалуйста, в магазин! Но Маше было лень идти в магазин, и она сказала:
— Я бы сходила в магазин, бабушка, да вот ноги мои не хотят идти!
— А разве ты не хозяйка своих ног! Куда ты им прикажешь, туда они и пойдут!
— Нет, я не хозяйка своих ног. Куда они хотят, туда и идут! — сказала Маша.
Маша вскочила со стула. Из глаз её полились крупные слёзы. Только, наверное, на этот раз её слезы были не солёные, а горькие.
— Что с тобой, девочка? — спросила мама.
А Машины ноги вдруг вынесли её в переднюю, а оттуда прямо на лестницу, а оттуда прямо во двор.
— Ой! Я совсем не хочу бежать во двор! —испугалась Маша. — Это мои ноги сами бегут, куда хотят. Они меня больше не слушаются!
Во дворе Маша увидела Серёжку и его собаку Белку.
— Что с тобой, девочка? — спросила мама.
А Машины ноги вдруг вынесли её в переднюю, а оттуда прямо на лестницу, а оттуда прямо во двор.
— Ой! Я совсем не хочу бежать во двор! —испугалась Маша. — Это мои ноги сами бегут, куда хотят. Они меня больше не слушаются!
Во дворе Маша увидела Серёжку и его собаку Белку.
— Ну ладно, я схожу в магазин, а ты пока накрой на стол! — вздохнула бабушка.
Но Маше было лень накрывать на стол, и она сказала:
— Я бы накрыла на стол, да руки мои не хотят. А я не хозяйка своих рук. Они что хотят, то и делают.
— Как тебе не стыдно говорить такие глупости! — огорчилась бабушка.
— А я не хозяйка своего языка. Он что хочет, то и говорит, — сказала Маша.
Скоро пришли папа и мама, и все сели за стол.
Маша хотела съесть ложку клубничного варенья, но вместо этого её правая рука зачерпнула полную ложку горчицы и сунула её Маше в рот.
Но Маше было лень накрывать на стол, и она сказала:
— Я бы накрыла на стол, да руки мои не хотят. А я не хозяйка своих рук. Они что хотят, то и делают.
— Как тебе не стыдно говорить такие глупости! — огорчилась бабушка.
— А я не хозяйка своего языка. Он что хочет, то и говорит, — сказала Маша.
Скоро пришли папа и мама, и все сели за стол.
Маша хотела съесть ложку клубничного варенья, но вместо этого её правая рука зачерпнула полную ложку горчицы и сунула её Маше в рот.
Маша очень уважала Серёжку. Серёжка был отличник и к тому же очень здорово рисовал.
И его собаку Белку Маша тоже очень уважала. Она была овчарка и к тому же ищейка.
Маша хотела подойти и сказать что-нибудь умное.
— Здравствуй, Серёжа, как ты поживаешь? — хотела сказать Маша, а вместо этого вдруг захохотала и сказала противным голосом: — Уходи отсюда со своей собакой, а то я её укушу!
«Ой! Я совсем не то хотела сказать! — ужаснулась Маша. — Мой язык совсем меня не слушается»
Ей хотелось провалиться сквозь землю или хотя бы убежать со двора. Но вместо этого ее ноги побежали к зелёной скамейке, где сидели рядышком две соседки — Анна Спиридоновна и Наталья Петровна.
Маша села на скамейку и отверну-лась. Но всё равно она чувствовала, что Серёжка смотрит на неё. Она даже чувствовала, что Серёжка моргает глазами от удивления.
И его собаку Белку Маша тоже очень уважала. Она была овчарка и к тому же ищейка.
Маша хотела подойти и сказать что-нибудь умное.
— Здравствуй, Серёжа, как ты поживаешь? — хотела сказать Маша, а вместо этого вдруг захохотала и сказала противным голосом: — Уходи отсюда со своей собакой, а то я её укушу!
«Ой! Я совсем не то хотела сказать! — ужаснулась Маша. — Мой язык совсем меня не слушается»
Ей хотелось провалиться сквозь землю или хотя бы убежать со двора. Но вместо этого ее ноги побежали к зелёной скамейке, где сидели рядышком две соседки — Анна Спиридоновна и Наталья Петровна.
Маша села на скамейку и отверну-лась. Но всё равно она чувствовала, что Серёжка смотрит на неё. Она даже чувствовала, что Серёжка моргает глазами от удивления.
И вдруг Маша увидела, что её правая рука лезет прямо в сумку Анны Спиридоновны, где лежат большие красные яблоки.
Маша попробовала ухватить левой рукой свою правую руку и вытащить её из сумки. Но правая рука, как и все правые руки на свете, была сильнее, чем левая. Она залезла в сумку и схватила самое большое и самое красное яблоко.
Глаза у Анны Спиридоновны стали круглые и колючие, как кнопки.
— Маша! — охнула она. — Ты... Ты... Неужели ты не могла попросить?
Но тут Машины ноги побежали со двора прямо на улицу.
Маша попробовала ухватить левой рукой свою правую руку и вытащить её из сумки. Но правая рука, как и все правые руки на свете, была сильнее, чем левая. Она залезла в сумку и схватила самое большое и самое красное яблоко.
Глаза у Анны Спиридоновны стали круглые и колючие, как кнопки.
— Маша! — охнула она. — Ты... Ты... Неужели ты не могла попросить?
Но тут Машины ноги побежали со двора прямо на улицу.
На улице было очень много машин. Машины рычали, фыркали и куда-то очень быстро ехали.
Машины ноги совсем не знали правил уличного движения. Правила уличного движения знала Машина голова, а ноги умели только бегать. И они, конечно, побежали прямо под троллейбус.
— Ты куда, девочка? — закричал милиционер и схватил Машу за руку. Лицо у милиционера было очень доброе. А нос был круглый, как у Машиной бабушки. Поэтому он немного был похож на Машину бабушку.
Маша хотела заплакать и сказать доброму милиционеру:
— Дяденька милиционер, держите меня крепче! А лучше всего отведите меня в милицию!
Но вместо этого Маша сказала некрасивым голосом:
— Отпусти меня, милиционер. Потому что я не девочка, а серый волк. Я очень люблю есть милиционерские свистки.
А Машин язык сам высунулся изо рта и подразнил милиционера.
Милиционер обиделся и отпустил Машину.
А Маша села в троллейбус, и троллейбус уехал.
Троллейбус доехал до конечной остановки. Тут дома стояли далеко друг от друга, а вдали синел лес.
Машины ноги побежали по шоссе, потом по дороге, а потом по тропинке между деревьями. Так они бежали и бежали, пока не завели Машу в самую глубь леса.
Машины ноги совсем не знали правил уличного движения. Правила уличного движения знала Машина голова, а ноги умели только бегать. И они, конечно, побежали прямо под троллейбус.
— Ты куда, девочка? — закричал милиционер и схватил Машу за руку. Лицо у милиционера было очень доброе. А нос был круглый, как у Машиной бабушки. Поэтому он немного был похож на Машину бабушку.
Маша хотела заплакать и сказать доброму милиционеру:
— Дяденька милиционер, держите меня крепче! А лучше всего отведите меня в милицию!
Но вместо этого Маша сказала некрасивым голосом:
— Отпусти меня, милиционер. Потому что я не девочка, а серый волк. Я очень люблю есть милиционерские свистки.
А Машин язык сам высунулся изо рта и подразнил милиционера.
Милиционер обиделся и отпустил Машину.
А Маша села в троллейбус, и троллейбус уехал.
Троллейбус доехал до конечной остановки. Тут дома стояли далеко друг от друга, а вдали синел лес.
Машины ноги побежали по шоссе, потом по дороге, а потом по тропинке между деревьями. Так они бежали и бежали, пока не завели Машу в самую глубь леса.
Солнце уже зашло. Конечно, оно не стало задерживаться на небе из-за какой-то глупой девчонки.
Стало темно и страшно.
Кругом были высокие деревья и глубокие ямы. Маша села на пень.
— Пусть меня съедят волки! — решила она. — Если мой язык будет врать, руки — воровать, а ноги — идти не туда, куда надо, — лучше мне вообще не жить на свете... Как я хотела бы снова стать хозяйкой своих рук, ног и языка1 Я больше никогда не стала бы лениться!
И Маша горько заплакала.
Вдруг она увидела три жёлтых огонька. Они всё приближались и приближались.
— Волк! — испугалась Маша. — Ох! Трёхглазый волк! Или, наверное, два волка. Один двуглазый, а другой одноглазый! Самый злой и старый!
Маша вскочила на ноги и схватила длинный сук. И тут она почувствовала, что ноги её слушаются, а рука крепко сжимает сук.
Стало темно и страшно.
Кругом были высокие деревья и глубокие ямы. Маша села на пень.
— Пусть меня съедят волки! — решила она. — Если мой язык будет врать, руки — воровать, а ноги — идти не туда, куда надо, — лучше мне вообще не жить на свете... Как я хотела бы снова стать хозяйкой своих рук, ног и языка1 Я больше никогда не стала бы лениться!
И Маша горько заплакала.
Вдруг она увидела три жёлтых огонька. Они всё приближались и приближались.
— Волк! — испугалась Маша. — Ох! Трёхглазый волк! Или, наверное, два волка. Один двуглазый, а другой одноглазый! Самый злой и старый!
Маша вскочила на ноги и схватила длинный сук. И тут она почувствовала, что ноги её слушаются, а рука крепко сжимает сук.
— Ой, мамочка! Мне страшно! — закричала Маша. И это было именно то, что она хотела закричать.
— Машенька! — вдруг услышала она мамин голос. — Где ты?
И тут к Маше подбежали мама, папа и Серёжка. В руках у них были электрические фонарики. Серёжка держал на ремешке свою овчарку Белку.
— Ох, Маша! — сказал папа. — Как ты нас напугала! Разве можно быть такой безответственной девчонкой? Тебя надо было бы как следует выпороть...
— Это Белка нашла твои следы! — сказал Серёжка, который понял, что надо скорее начать говорить о чём-нибудь другом. — Знаешь, какой у неё нюх? Она своё дело знает!
Тут мама поцеловала Машу, и все пошли домой.
На этом и кончается сказка.
— Машенька! — вдруг услышала она мамин голос. — Где ты?
И тут к Маше подбежали мама, папа и Серёжка. В руках у них были электрические фонарики. Серёжка держал на ремешке свою овчарку Белку.
— Ох, Маша! — сказал папа. — Как ты нас напугала! Разве можно быть такой безответственной девчонкой? Тебя надо было бы как следует выпороть...
— Это Белка нашла твои следы! — сказал Серёжка, который понял, что надо скорее начать говорить о чём-нибудь другом. — Знаешь, какой у неё нюх? Она своё дело знает!
Тут мама поцеловала Машу, и все пошли домой.
На этом и кончается сказка.
